Император. Где мы, канцлер?
Канцлер. В Германии, ваше величество.
Император. В Германии? Мы забыли, Мы забыли. Нам казалось, что Мы в нашем мадридском дворце.
Канцлер. Ваше величество изволили остановиться в Вормсе. Здесь созван рейхстаг.
Император. Рейхстаг! Омерзительно! Нам не нравятся эти немецкие дела, они такие… такие негармоничные.
Канцлер. Вашему величеству надлежит назначить новых членов Венской Императорской академии живописи. Вот список, ваше величество.
Император. Тициан, хорошо, Тинторетто, возможно, Маартен ван Хемскерк заслужил, Маринус фон Роймерсвеле, то, что надо, Ян ван Амстель достоин, Альтдорфер — ладно, конечно, Гольбейн — куда ни шло, Хагельмайер из Вены — нет, канцлер, это невозможно. Мы, правда, сами Габсбурги, но это свойственное венцам отсутствие фантазии для Нас неприемлемо. И уж если этот субъект полагает, что Нам приятнее смотреть на изображение деревьев, а не людей, то Мы должны, по крайней мере, получить ощущение силы, с которой природа поднимает из земли эти могучие стволы. А вместо этого Мы видим всего лишь неподвижную кучу раскрашенных листьев. Что еще?