Успел до дождя на прополку, вскопал грядку, пофоткал цветы, 2 раза выгулял кота, покормил черепаху, сыграл полпартии Цивилизации и порисовал фотку, фотка чужая приватная, так видео тожа частное, заодно потестировал запись в Крите)
Между прочим, когда Веллер ругался на негероичискую классику, знал ли он что всё уже сказано до нас? А вот: НАШЕ ОБЩЕСТВО (1820 -- 1870) ВЪ ГЕРОЯХЪ И ГЕРОИНЯХЪ ЛИТЕРАТУРЫ.
М. В. Авдѣев. 1874.
ГЕРОИ. ЧАЦКІЙ. ОНѢГИНЪ. ПЕЧОРИНЪ. ЛИШНІЕ ЛЮДИ И РУССКІЕ ГАМЛЕТЫ. РУДИНЪ. ИНСАРОВЪ. БАЗАРОВЪ. ЛЮДИ 60-ХЪ ГОДОВЪ. ИТОГЪ. ГЕРОИНИ. СОФЬЯ ФАМУСОВА. ТАТЬЯНА. БЭЛА, КНЯЖНА МЕРИ И ВѢРА. МАША (изъ "Затишья"). ЛИЗА. (Изъ "Дворянскаго Гнѣзда".) НАТАЛЬЯ И ЕЛЕНА. (Изъ "Рудина" и "Наканунѣ".) НОВЫЯ ЖЕНЩИНЫ. ИТОГЪ.
...Оселъ, о которомъ шла у насъ рѣчь, принадлежалъ къ кавалькадѣ, поднимавшейся въ то самое время, шагахъ въ десяти отъ насъ, по крутой горной дорогѣ, ведущей, черезъ Капо-ди-монте, къ Дезерто -- развалинамъ древняго монастыря. Молоденькая барышня, возсѣдавшая на голосистомъ ослѣ, въ видахъ укрощенія его музыкальнаго порыва, что было мочи колотила его рукояткою своего зонтика. -- О, женщины, женщины! иронически отнесся къ ней по русски ѣхавшій рядомъ молодой человѣкъ.-- Слабы -- и рады первому случаю выказать свою крохотную силёнку надъ еще слабѣйшимъ существомъ. И въ ослѣ, сударыня, надо уважать индивидуумъ, личность. -- Молчать, Сенька! досадливо крикнула на него барышня и, съ остервенѣніемъ ткнувъ зонтикомъ въ бокъ животнаго, поскакала, молодцевато подбоченясь, впередъ. Кличка "Сенька" воскресила во мнѣ воспоминаніе объ одной выходкѣ компаніи россіянъ, по всему вѣроятію той самой, что проѣзжала теперь мимо насъ. За нѣсколько дней до пріѣзда моего въ Сорренто, я посѣтилъ изъ Неаполя на лодкѣ замѣчательно-живописный островокъ Капри. Осмотрѣвъ единственный въ своемъ родѣ лазоревый гротъ, я поднялся къ развалинамъ замка грознаго Тиверія, проведшаго здѣсь, на утесистой высотѣ, десять лѣтъ жизни, въ теченіе которыхъ, для утоленія своей бѣшенной кровожадности, каждодневно низвергалъ съ обрыва новую жертву въ головокружительную глубь, на остроконечные минареты омываемыхъ моремъ скалъ. Для желающихъ излить на бумагѣ впечатлѣніе, произведенное на нихъ грандіозностью окружающаго міра и связанныхъ съ нимъ историческихъ воспоминаній, или попросту увѣковѣчить пребываніе свое на интересномъ островѣ, поселившійся въ развалинахъ старичокъ, называющій себя отшельникомъ -- l'ereimto, завелъ особую книгу, причемъ, за удовольствіе вписаться, взимаетъ, понятнымъ образомъ, добровольныя приношенія. Каково же было мнѣ въ этомъ, въ нѣкоторомъ родѣ священномъ сборникѣ всемірныхъ душевныхъ изліяній встрѣтить слѣдующее заявленіе: "Была партія русскихъ, нашедшая, что, взобравшись сюда, сотворила превеликую глупость, ибо смотрѣть тутъ рѣшительно нечего." Подписались: "Сенька Пентюховъ," "Васька Дураковъ," "Сонька Пустозвонова,"
и еще нѣсколько господъ съ не менѣе остроумно-вымышленными прозвищами. Одно меня успокоивало: что приведенная тирада была писана по русски, почему по крайней мѣрѣ иностранцы были лишены возможности постичь изъ нея всю глубину россійскаго юмора. Нашъ братъ русскій ни въ чемъ не знаетъ мѣры: или безъ причины до небесъ вознесетъ, или, такъ-же безпричинно, прекрасное и высокое въ грязь втопчетъ. Что это, скажите? размашистость ли славянскаго "ндрава"? родная ли безтолковщина? или -- та и другая, вмѣстѣ взятыя?
читать дальшеиз критики Лескова повести "Ты знаешь край?"Авенариуса...)
...Итак, начал г. Авенариус свою повесть тем, что итальянский живописец хвалил его наружность и называл его молодцом; во время продолжения всей этой повести все хвалил сам себя и заключил ее похвалою себе от бандитки, ради которой совершил свои неимоверные подвиги, достойные лучшей награды. Все его лиха, как мы видели, заключалося лишь в том, что он блондин с ненавистными голубыми глазами и не под стать итальянкам; но теперь он в России, он весь к вашим услугам, mesdames, и он сделал все, что мог сделать самый развязный человек для того, чтобы всем вам огулом заочно отрекомендоваться. Оцените это, белокурые российские девы: ведь это для вас, кроме писателя Авенариуса, до сих пор ни один безумец не делал и, вероятно, никогда не сделает. Полюбите, пожалуйста, этого душку: он тонок, и здоров, и эластичен, он и поет, и играет, и романы пишет, и стихи сочиняет, и под небо лазит, и к бандитам ходит, и любовь свою предает гласности, и сам себе слагает такие мадригалы, каких ни в одной литературе еще не написал себе ни один литератор и каких, по правде сказать, кроме "Всемирного труда" не напечатал бы ни за что ни один журнал во всем подлунном мире. Читаешь -- и глазам своим не веришь, что это напечатано; думаешь -- и не додумаешься, что за процесс происходил в голове человека, когда он все это слагал, исправлял, читал в корректуре и знал, что это писанье его прочтут люди, знакомые с приличиями, с законами форм литературных произведений и с понятиями о позволительном и о непристойном? Жениться, что ли, думает он и, избегая посредничества свах, сам подыскивает себе белокурую деву более удобным способом, при посредстве "Всемирного труда" в Болотной улице, или уж он наивен... так наивен, что знающие его лично могут все это извинить и в оправдание его сказать: "Быть так Чуриле сам господь повелел!" Неимоверно! непостижимо! И все это бездарное, исполненное неслыханного и невиданного нахальства безобразие еще украшено женским именем! Эта эпопея г. Авенариуса посвящена им даме Александре Васильевне Никитиной!.. Еще раз непостижимо!
из Салтыкова-Щедрина... Г-н Погодин в своем "Путешествии за границей" представил некогда незабвенные образцы этого рода отношений к действительности. Он также ничего не призывал и не отыскивал, он также пел лишь то, что попадалось ему на глаза. Но он был добросовестен; он не мнил себя художником; он не придумывал ни Моничек, ни Наденек для придания своему рассказу клейкости; он просто снабжал себя по всем гостиницам прейскурантами, разъяснял их и разнообразил эти разъяснения воспоминаниями о разговорах с содержателями отелей. А так как отелей было много, прейскурантов много, разговоров о прейскурантах тоже много, то и вышла книга объемистая. Все это понятно и резонно. Но ухитриться, подобно г. Авенариусу, об одном и том же прейскуранте написать около 500 страниц -- это такой tour de force [ловкий трюк], которого ни понять, ни объяснить невозможно.
Напутствуемый теплыми желаніями и холодными пирожками моихъ добрыхъ знакомыхъ, сѣлъ я въ тарантасъ и выѣхалъ изъ Уфы. Май былъ въ исходѣ; утро теплое, тихое и немного-пасмурное. Родное небо съ привѣтливой задумчивостью отпускало меня въ дальній путь, даже снисходительно оплакало маленькимъ дождемъ; но, найдя, что печалиться много не стоитъ, весело пригрѣло меня вешнимъ солнцемъ. Оренбургскія рѣки вошли уже въ берега, но вровень съ ними были полны водами. Я переправился черезъ Бѣлую, потомъ черезъ закрытую ветлой и кустами Дему, отъѣхалъ верстъ десятокъ и съ пригорка взглянулъ еще разъ на Уфу. Просторно раскинувшись по горамъ и оврагамъ, и своимъ, большей частью, деревяннымъ строеніемъ она стояла издали, какъ и быть городу. Я простился съ нею. Здѣсь, предъ лицомъ живописной оренбургской природы и бритымъ затылкомъ татарина-ямщика, нахожу нужнымъ повѣдать читателю цѣль моей поѣздки -- кавказскія воды, на которыхъ я мечталъ нѣсколько поправить здоровье. Добросовѣстно долженъ предварить его, что если онъ не бросить меня на первой же страницѣ, я безпощадно провезу его всѣми степями и горами вплоть до Тифлиса, до пресыщенія напою минеральными водами, и измученнаго, усталаго, проѣздившагося, оставлю осенью въ Петербургѣ, грѣться воспоминаніями южнаго солнца и пересказывать ничего нечитающимъ и невидающимъ пріятелямъ наши дорожныя впечатлѣнія...
...И процарствуют с ним тысячу и пятьдесят годов, и будет в то время по всей земли стадо едино и пастырь в них един: в них же вся благая и вся преблагая, вся святая и вся пресвятая, вся совершенная и вся пресовершенная. И процарствуют тако.........., как выше сказано, тысячу и пятьдесят годов; и будет в то время от Адама восемь тысяч и четыреста годов, потом же мертвые восстанут и живые обновятся; и будет всем решение и всем разделение: которые воскреснут в жизнь вечную и в жизнь бессмертную, а которые предадятся смерти и тлению и в вечную погибель; а прочая о сем в других книгах. А мы ныне возвратимся на первое и окончаем жизнь и житие отца Авеля. Его жизнь достойна ужаса и удивления. Родители его бяша земледельцы, а другое у них художество коновальная работа; научили тому ж своего отрока отца Авеля. Он же о сем мало внимаша, а больше у него внимание о Божестве, и о божественных судьбах...
Ниппонцы умудряются переджазить джазеров переблюзить блюзеров перерокить ракеров... Такчто уж лучше было говорить север есть север а юг есть юг. А восток дело тонкое... и относительное...
Заказал корм, но кот свой сьел быстрее. Решил сходить на разведку в город. Из положительного заполчаса пешком вполне. Из отрицательноположительного по гравию быстро ходить неёлово. Потом местами асфальт есть. Но тротуаров нет. И заросли еще на метр местами выдвигаются на дорогу. А еще одну дорогу не узнал, думал тропинка)) На сиридине пути вспомнил что собирался но не выключил лампу черепахе. А она имеет иногда настроение передвигать свой картонный домик пока не втупит в лампу. Лампа естественно старомодная горячего копчения, для обогрева... Вобщем остальную часть пути проделал с живыми картинами горящих домов в голове. Посему винные магазины не разведывал. Корм купил. Вирнулся с ускорением. Дом на месте. Погулял кота. А вот теперь она уже передвинула. Холера! Налью себе еще...