...Ричи считал арифметику самым невыносимым предметом «из всего того мусора, который в нас пытались впихнуть в школе, — ох уж эти мне чертовы цифры!». Впрочем, ему не слишком долго пришлось выносить общество однокашников по школе Св. Силы — у него начались проблемы с пищеварением. Возможно, имела место наследственная предрасположенность к подобного рода заболеваниям: так же как и Большого Ричи, его начинало тошнить, если в каком–либо блюде присутствовал лук или чеснок. Однажды в детстве, вспоминал Ричи, он «почувствовал острую боль. Помню, что вспотел и жутко испугался». Ричи, которому тогда было шесть лет, корчился от боли в машине «Скорой помощи», которая мчала его в Королевский детский лазарет, расположенный на перекрестке Миртл–стрит, недалеко от римско–католической церкви, в той части города, где были сосредоточены все основные лечебные, исправительные и высшие учебные заведения города. То, что вначале определили как перфорацию аппендикса, закончилось перитонитом. Ричи лежал в коме под капельницами в отделении интенсивной терапии, и не было почти никакой надежды на то, что он выживет. Однако несмотря на то, что жизнь была готова вот–вот покинуть это истощенное тельце, смерть решила пощадить Ричарда Старки; его лицо еще месяца два оставалось бледным как воск. Поскольку визиты родителей были строго ограничены, он нечасто виделся со своей матерью; череда операций под наркозом и трудный период восстановления превратили его в юного старичка, все чаще впадающего в состояние депрессии... ...Ричи не мог получить практически никакого образования — на его пути стояло множество препятствий, большинство из которых было связано с трудностями организации учебного процесса в больничных условиях: лежачие пациенты были разного возраста и способностей, а кроме того, без одобрения главврача не разрешался никакой новый вид деятельности. В той же мере это касалось самодеятельных кружков, таких, как Wolf Clubs и Brounies, и трудотерапии: плетения корзин, рисования и участия в местном ансамбле. Ринго первым поднял руку, когда учитель объявил, что требуются добровольцы постучать на барабане в номерах типа «Donkey Riding» или «Down in Demerara». Во время празднования Orange Day Ричи вручили жестяной барабан, и тот, преисполненный гордости, вышагивал с ним на параде и радостно отстукивал дробь... ...Вернувшись в начальную школу Св. Силы, он получил кличку Лазарь — с легкой руки бывших одноклассников. Ричи все еще оставался практически безграмотным и ужасно страдал от того, что учился с детьми на год младше его...
Совершенно некогда но на очень поверхностныйй взгляд... Большинство революционных и других советских (советскоеврейских))) песен имеют минорный куплет. Хоть варшавянка, хоть катюша, марш танкистов... Надо провести исследование мажорных куплетов. Например: Спортивная честь Мы кузнецы Марш авиаторов
Например Кузнецы... "Фольклорист Владимир Бахтин указывает, что мотив взят у шансонетки «Мы, шансонетки, стреляем метко». В начале 1930-х годов РАПМ (Российская ассоциация пролетарских музыкантов) требовала запретить песню, заявляя, что она сложена на мотив венской шансонетки..." (проверить нечем...) Но тогдашние мажорные мелодейки маршев оченьно отдают Пруссией...) А от мы кузнецы до мы рождены вобщето три милиметра...
Пожьже, у Дунаевского, Шостаковича, в мажоре всёравно отдает авторством, а 20 были лихими годами, да... Нувоть вам японских авиаторныхкузнецов
Час починати відлік цій боротьбі. До міста вбігають діти і підіймають галас. За містом у небі кружляє змій,
грає на світлій трубі,
і дивиться з-поза хмар на крикливий фортечний гамуз.
Випливши на глибини, ставши посеред неба, він б’є в шкіряний барабан,
вибиває пальцями жаль,
і крила йому нагріває гаряча спека липнева, і крутиться він біля міста – високо, мов дирижабль.
У всіх навколишніх паствах
правлять за нього молитву,
дивляться вгору, вибігши на вулиці і левади: неси міцно у хмарах сурму, із золота вилиту, щоби і далі дзвеніли твої соковиті ґланди!
Бачиш, як пролітає голодне мовчання над нами? Чуєш, як ми мовчимо, яка ця мовчанка майстерна? Тож давай, бий в барабан,
міцними своїми руками! –
стиглий, як виноград, чутливий, ніби антена.
Але виїжджає з міста
святий Георгій,
трима в руках патичок і вервиці з чорної глини, стоїть, умовляє змія, мережить промови довгі, і напинає тенета
чернечої павутини.
І доки вечірнє сонце береться плівкою жиру, доки мовчить залізниця, доки працює прес, святий Георгій вертається в простору осінню квартиру, і квилить під брамою змій, ніби покинутий пес.