...Я знал, что бывают какие-то гномы, Которые людям по сказкам знакомы. Я помню, что слышал однажды от сына, Что жил человечек смешной - Буратино, Которого ловкий топор дровосека Из чурки простой превратил в человека. Но в жизни своей не встречал я такого, Как этот Смирнов, человечка живого!
В большой, не по росту, казенной тужурке, В огромной ушанке из кроличьей шкурки, В таких сапожищах, что я испугался, Стоял человечек и мне улыбался. - Как звать? - я спросил. - По работе кто знает, - Ответил малыш, - Кузьмичом называет. Смирновым Кузьмой был покойный папаша, Данила Кузьмич - будет прозвище наше.
- А сколько вам лет? - я спросил у Смирнова. - Четырнадцать минуло двадцать восьмого, - Сердито ответил он басом солидным (Должно быть, вопрос показался обидным). - Да ты не сердись! - А чего мне сердиться! - Кузьмич отмахнулся большой рукавицей. - Таких-то не мало у нас на заводе. И ростом другие поменее вроде!...
...Гудели динамо - жуки заводные, Шуршали, как змеи, ремни приводные. И масло машинное ниточкой тонкой Тянулось без устали над шестеренкой. И падали на пол, цепляясь друг к дружке, Витые стальные, блестящие стружки. И нужные танкам стальные детали Со звоном одна за другой вылетали...
...Транссибирский тракт, насколько известно, являлся одним из чудес света, это признавал даже Алек. Вытоптанный и утрамбованный мамонтинами, он тянулся от Москвы до самого Японского моря. Ширина у него с два крикетных поля, достаточная, чтобы два идущих встречно медведя успешно разминулись, не поцапавшись...
Кто, посещая Киево-Печерскую лавру, не отдыхал на типографском крыльце, про того можно сказать, что был в Киеве и не видал киевской колокольни. Мне кажется, нигде никакая внешность не дополнит так сердечной молитвы, как вид с типографского крыльца. Я долго, а может быть, и никогда не забуду этого знаменитого крыльца. Однажды я, давно когда-то, отслушав раннюю обедню в лавре, вышел по обыкновению на типографское крыльцо. Утро было тихое, ясное, а перед глазами вся Черниговская губерния и часть Полтавской. Я хотя был тогда и не меланхолик, но перед такой величественной картиной невольно предался меланхолии. И только было начал сравнивать линии и тоны пейзажа с могущественными аккордами Гайдна, как услышал...