...Вообще Левитан любил православную службу и чутко понимал ее мистическую прелесть.
Однажды в Троицын день он тоже пошел с нами в церковь. И вот, когда началось благословение цветов, и раздались поэтические слова сопровождающей его молитвы, он, расстроенный почти до слез, наклонился ко мне. - Послушайте. Ведь это же удивительно. Господи, как это хорошо! Ведь это не православная и не другая какая молитва. Это мировая молитва.
Интересовался Левитан и евангелием. Одно лето каждый вечер после работы он просил меня читать ему попеременно несколько глав из этой книги или несколько страниц из псалтыря... Увлекались мы, впрочем, не одной только мистической прелестью религии. Порой нас вдруг охватывала страсть к охоте, и мы целыми днями бродили по полям и перелескам, благо у Левитана всюду была с собой его любимица Веста.
Однажды рано утром мы собрались на охоту в заречные луга. В ожидании лодки, которая должна была нас перевезти за Волгу, я приютилась на завалинке у прибрежной избушки, а Левитан с ружьем под мышкой рассеянно шагал по безлюдному берегу. Над рекой и над нами плавно кружили чайки. Вдруг Левитан вскинул ружье, грянул выстрел, и бедная белая птица, кувыркнувшись в воздухе, безжизненным комком шлепнулась на прибрежный песок.
Меня ужасно рассердила эта бессмысленная жестокость, и я накинулась на Левитана. Он сначала растерялся, а потом тоже расстроился.
- Да, да, это гадко. Я сам не знаю, зачем я это сделал. Это подло и гадко. Бросаю мой скверный поступок к вашим ногам и клянусь что ничего подобного никогда больше не сделаю. И он в самом деле бросил чайку мне под ноги.
Разнервничались мы и расстроились не на шутку. Никуда, разумеется, не поехали и ушли с чайкой домой.
Не лучше чувствовали мы себя и на другой день. Я злилась, а Левитан нервничал и всячески себя ругал. Чайку мы унесли в лес и там зарыли, а Левитан при этом до того волновался, что даже стал клясться бросить навсегда охоту... Но, увы! Инстинкт охотника восторжествовал, и через два дня, тихонько от меня, Левитан ушел на рассвете и вернулся с полным ягдташем. Так мало помалу эпизод с чайкой был забыт, хотя, кто знает, быть может, Левитан рассказал его Чехову, и Антон Павлович припомнил его, когда писал свою "Чайку"...