dosoaftor
Как-то раз на выходных, выпивая в разных Муму Москвы, некий Юрич опять завел песню о величии Достоевского, а если Бестужева-Марлинского не читают, то потому что раз в школе не проходят, то значит заслуженно нет места таким в нашем величии, и нечего тут всяким Сухово-Кобылинам перед глазами мельтешить.
Ну ладно. Пошел опять читать это "Преступление с наказаниями".
С комментариями...
1. Поехали! Он сказал...
Глав. персонаж:
"...И каждый раз молодой человек, проходя мимо, чувствовал какое-то болезненное и трусливое ощущение, которого стыдился и от которого морщился..."
"...Не то чтоб он был так труслив и забит, совсем даже напротив; но с некоторого времени он был в раздражительном и напряженном состоянии, похожем на ипохондрию. Он до того углубился в себя и уединился от всех, что боялся даже всякой встречи, не только встречи с хозяйкой. Он был задавлен бедностью..."
"...А впрочем, я слишком много болтаю. Оттого и ничего не делаю, что болтаю. Пожалуй, впрочем, и так: оттого болтаю, что ничего не делаю. Это я в этот последний месяц выучился болтать, лежа по целым суткам в углу и думая… о царе Горохе. Ну зачем я теперь иду? Разве я способен на это? Разве это серьезно? Совсем не серьезно. Так, ради фантазии сам себя тешу; игрушки! Да, пожалуй что и игрушки!»..."
читать дальшеа вокруг:
"...На улице жара стояла страшная, к тому же духота, толкотня, всюду известка, леса, кирпич, пыль и та особенная летняя вонь... ...Нестерпимая же вонь из распивочных, которых в этой части города особенное множество, и пьяные, поминутно попадавшиеся, несмотря на буднее время, довершили отвратительный и грустный колорит картины. Чувство глубочайшего омерзения мелькнуло на миг в тонких чертах молодого человека..."
а сам:
"...Кстати, он был замечательно хорош собою, с прекрасными темными глазами, темно-рус, ростом выше среднего, тонок и строен..."
Ну, для начала, я беру обратно свое мнение что Глазунов плохой иллюстратор Достоевского. Какой писатель, такой и художник. Вот.
"...А между тем, когда один пьяный, которого неизвестно почему и куда провозили в это время по улице в огромной телеге, запряженной огромною ломовою лошадью, крикнул ему вдруг, проезжая: «Эй ты, немецкий шляпник!»..."
"...Старуха стояла перед ним молча и вопросительно на него глядела. Это была крошечная, сухая старушонка, лет шестидесяти, с вострыми и злыми глазками, с маленьким вострым носом и простоволосая. Белобрысые, мало поседевшие волосы ее были жирно смазаны маслом. На ее тонкой и длинной шее, похожей на куриную ногу, было наверчено какое-то фланелевое тряпье, а на плечах, несмотря на жару, болталась вся истрепанная и пожелтелая меховая кацавейка..."
"...Он шел по тротуару как пьяный..."
"...Кроме тех двух пьяных, что попались на лестнице, вслед за ними же вышла еще разом целая ватага, человек в пять, с одною девкой и с гармонией..."
"...Остались: один хмельной, но немного, сидевший за пивом, с виду мещанин; товарищ его, толстый, огромный, в сибирке и с седою бородой, очень захмелевший..."
"...Стояли крошеные огурцы, черные сухари и резанная кусочками рыба; всё это очень дурно пахло. Было душно, так что было даже нестерпимо сидеть, и всё до того было пропитано винным запахом, что, кажется, от одного этого воздуха можно было в пять минут сделаться пьяным..."
"...с отекшим от постоянного пьянства желтым, даже зеленоватым лицом и с припухшими веками, из-за которых сияли крошечные, как щелочки, но одушевленные красноватые глазки..."
"...Особенно руки были грязны, жирные, красные, с черными ногтями..."
"...В это время вошла с улицы целая партия пьяниц, уже и без того пьяных..."
"...с лестницы несло вонью, но дверь на лестницу была не затворена; из внутренних помещений, сквозь непритворенную дверь, неслись волны табачного дыма..."
Передых.
Что-то мне сдается, что это классический тошнолизьм. Да это Сорокин 19 века, только очень очень унылый.
Но. Непонятно. А почему у студента нет маленьких красных глазок? А с чего это он красивый такой??
Конец первой серии.
2. Достоевский, часть 2.
Моя, а не Достоевского...
Читаю, и не могу понять почему я должен следить за персонажами от малосимпатичных, до мерзких...
Какие-то пьяные, дурные для фона, мерзкий алкаш в кабаке, его кашляющие дети-жоны, студент-полудурок, пьяная девица, вдруг нормальный полицейский, и автор его увёл вдаль, а всех психов оставил. Длиннющее письмо мамаши, жалосливое. Первый роман с письмами был удачный, а тут, после комментов студента получается что и письма мерзкие, и сами они тоже мерзкие потому что его жалеют. Потихоньку становишся фашистом, и хочется сделать мир лучше внутри книги посредством дробовика, ни в коем случае не забыв автора.
Фишка:
"...знай, сударь, что мне таковые побои не токмо не в боль, но и в наслаждение бывают…"
"... И это мне в наслаждение! И это мне не в боль, а в нас-лаж-дение, ми-ло-сти-вый го-су-дарь, — выкрикивал он, потрясаемый за волосы и даже раз стукнувшись лбом об пол..."
"... Трудно было более опуститься и обнеряшиться; но Раскольникову это было даже приятно в его теперешнем состоянии духа..."
"...Так мучил он себя и поддразнивал этими вопросами, даже с каким-то наслаждением..."
От же ж наслажденец бородатый.
И кстати.
Пока что у автора две краски. Красное: рожи, руки, глазки. И зелёное. Интересно, это ему игральный стол мерещится?)
"...Зелень и свежесть понравились сначала его усталым глазам..."
"...Иногда он останавливался перед какою-нибудь изукрашенною в зелени дачей..."
"...еще молодой, с толстою такою шеей и с мясистым, красным, как морковь, лицом..."
"...Несколько парней, тоже красных и пьяных..."
"...он тихо и спокойно смотрел на Неву, на яркий закат яркого, красного солнца..."
правда в каком-то из снов есть голубая вода и золотой песок, это неправильный сон.
Конец второй серии...
3. Доброе слово о Достоевском...
Две вещи, написанные качественно, в идеологии триллера.
Это сон где долго бьют лошадь. Место крайне неприятное, долгое, мерзкое, действительно уже хочется "проснуться", хотя и слишком литературное всёравно местами. Но вобщем в ряду Сорокина, СтивенаКинга, так что может гордиться, что раньше. Но позже видимо французов, какогонибудь де Сада и прочих хоть и не так.
Пятерка за тошнотворность.
Вторая штука, само убийство. Вообще, как переходит к действиям а не думаньям, уже и читать можно. И конечно опять именно триллер. С подробностями куда там и как лезвие вошло, с выбеганиями, забеганиями, криками, замираниями, дерганьем дверей. Не особо я знаю этот бок жанра, французскую да английскую литературу читать надо, но возможно он даже и родоначальник некоторых приемов, именно сочетания неприятных подробностей и всяких страхов типа чуть не попался...
Так что и за триллер пятерка.
Может и кинематограф ему обязан.
И Кинг Стивен.
И весьма грамотно на этом заканчивает первую часть, завлекая интересоваться дальнейшим.
Конец доброго слова.
3. Достоевский, опять...
Ну вот началась вторая часть и началась тоска опять прежняя.
И опять перед нами персонаж, который дверь от окна не отличит, штаны одеть не сможет. Какие убийства?
- Сплю я или нет? - вот его уровень борьбы с действительностью.
И надо было с самого начала сказать, не бывает таких персонажей. И вся тоска от этого. Автор слепил студента-Франкенштейна. Из абстрактных идей, нормального человека, больного и сумашедших с несколькими взаимоисключающими симптомами. А всё потому что писатель не доктор. Писатель пациент.
Слава слава писателям докторам.
И вот бегает этот дубль "Идиота" и меняет диагнозы каждых 2 предложения. То у него шизофрения, то идиотия, то маниакальнодепрессивности, то грипп, то живот болит, то он просто немножко Наполеон...
И не убеждает это, и не радует.
Краткий обзор:
"...А! вот уж и из распивочных пьяные выходят, —"
"...Страшный холод обхватил его; но холод был и от лихорадки, которая уже давно началась с ним во сне..."
"...Опять пыль, кирпич и известка, опять вонь из лавочек и распивочных, опять поминутно пьяные..."
"...Все нервы его так и прыгали..."
"...различал и еще одного человека, очень будто бы ему знакомого, но кого именно — никак не мог догадаться и тосковал об этом, даже и плакал..."
"...Иной раз казалось ему, что он уже с месяц лежит; в другой раз — что всё тот же день идет..."
"...Духота стояла прежняя; но с жадностью дохнул он этого вонючего, пыльного, зараженного городом воздуха..."
"...дикая энергия заблистала вдруг в его воспаленных глазах и в его исхудалом бледно-желтом лице..."
Кстати, желтый частенько встречается, но краской я это назвать не могу, только в лицах появляется, бледно-желто-зелено-болезненного цвета...
"... — я люблю, как поют под шарманку в холодный, темный и сырой осенний вечер, непременно в сырой, когда у всех прохожих бледно-зеленые и больные лица..."
"...Он вышел, весь дрожа от какого-то дикого истерического ощущения, в котором между тем была часть нестерпимого наслаждения, — впрочем мрачный, ужасно усталый. Лицо его было искривлено, как бы после какого-то припадка..."
Это, между прочим, свою эпилепсию описывает...
"...увидел женщину, высокую, с платком на голове, с желтым, продолговатым, испитым лицом и с красноватыми, впавшими глазами..."
"...Когда я… кхе! когда я… кхе-кхе-кхе…"
"... — А молиться вы умеете?
— О, как же, умеем!..."
"...Но он стоял как мертвый; невыносимое внезапное сознание ударило в него как громом..."
Ну и конец второй части, его, Достоевского.
4. Ф.М.Д. Чст. 3
Суета букв и тоска смысла.
Персонажей таких не бывает, настоящие, пожалуй, Настасья, которая всё кормит этого балбеса, из жалости или из глупости, ну и Мамаша отчастию. Остальные - идейный бред...
Детектив конечно пропал, мотива и того до сих пор не знаем...
Теперь у нас есть сестра, выдающаяся красавица, все с ног падают, вся в брата. Брата этого сто лет не видела, но желает в жертву себя принести. Лужин - это вообще позор. Настолько мелко опереточная фигура, настолько искусственно выдумано.
И вот не радуют меня такие тексты, что тут поделаешь:
"...Конечно, — пробормотал он про себя через минуту, с каким-то чувством самоунижения..."
"...Он увидал бы, если б был проницательнее, что чувствительного настроения тут отнюдь не было, а было даже нечто совсем напротив.."
"— Вот за это-то я его и люблю! — прошептал всё преувеличивающий Разумихин, энергически повернувшись на стуле. — Есть у него эти движения!..."
"— Ба! да и ты… с намерениями!.. — пробормотал он, посмотрев на нее чуть не с ненавистью и насмешливо улыбнувшись. — Я бы должен был это сообразить… Что ж, и похвально; тебе же лучше… и дойдешь до такой черты, что не перешагнешь ее — несчастна будешь, а перешагнешь — может, еще несчастнее будешь…"
Всё это тоскливая тоска, и это еще кашлять не начали.
«Лжет! — думал он про себя, кусая ногти со злости. — Гордячка! Сознаться не хочет, что хочется благодетельствовать! О, низкие характеры! Они и любят, точно ненавидят… О, как я… ненавижу их всех!»
Достоевский
"Тут человек небольшого роста начал плакать и кусать себе ногти.
Сначала на руках ногти сгрыз, а потом на ногах.
Читатель, вдумайся в эту басню, и тебе станет не по себе."
Хармс
Да, и наконец, социалисты появились. Щас получат от ФедорМихалыча ладану.
"...Оттого так и не любят живого процесса жизни: не надо живой души! Живая душа жизни потребует, живая душа не послушается механики, живая душа подозрительна, живая душа ретроградна! А тут хоть и мертвечинкой припахивает, из каучука сделать можно, — зато не живая, зато без воли, зато рабская, не взбунтуется! И выходит в результате, что всё на одну только кладку кирпичиков да на расположение коридоров и комнат в фаланстере свели! Фаланстера-то и готова, да натура-то у вас для фаланстеры еще не готова, жизни хочет, жизненного процесса еще не завершила, рано на кладбище..."
Вообще-то весь этот детский лепет все уже переспорили в студенческое время, у того же Мерсье всё это тоже было и ему еще тогда же и возражали, скоко можна!
И статейка Родиона теперь появляется. Тоесть он не псих, просто у него идея сумашедшая.
Купите Достоевскому справочник по психиатрии!
А вот тут просто целое счастье: "...Мещанин скосил на него глаза исподлобья и оглядел его пристально и внимательно, не спеша; потом медленно повернулся и, ни слова не сказав, вышел из ворот дома на улицу..."
!!!
Потому что вся книжка Достоевского ужасно болтливая. Треск без передыха. Никто не молчит, пауз нет. Хоть бы описание чего, чтоб тишины 5 минут. Они даже не думают, а внутри головы разговаривают. И во сне. Невыносимо.
"...Эх, эстетическая я вошь, и больше ничего, — прибавил он вдруг рассмеявшись, как помешанный. — Да, я действительно вошь, — продолжал он, с злорадством прицепившись к мысли, роясь в ней, играя и потешаясь ею, — и уж по тому одному, что, во-первых, теперь рассуждаю про то, что я вошь..."
тьфу!
Под конец - хороший кусок, беспроигрышный прием, описание кошмара не предупреждая что это сон:
"...Он забылся; странным показалось ему, что он не помнит, как мог он очутиться на улице. Был уже поздний вечер. Сумерки сгущались, полная луна светлела всё ярче и ярче; но как-то особенно душно было в воздухе. Люди толпой шли по улицам; ремесленники и занятые люди расходились по домам, другие гуляли; пахло известью, пылью, стоячею водой... "
Хотя с каждым новым сном начинает приедаться.
И это - "пахло пылью" - тоже!
Конец третьей части.
5. «Неужели это продолжение сна?» — подумалось еще раз Раскольникову...
Нет, чувак, это продолжение книжки.
"А что, говорят, Берг в воскресенье в Юсуповом саду на огромном шаре полетит..." - и это единственное правда интересное событие за всю книжку.
Да, значит тут у нас теперь Свидригайлов появился, новая идея ФедорМихалыча, типа разбойник с благородством, даже лицо дал не желтое, а розовое. Вобщем, фигура не опереточная, а оперная. Поинтереснее студента... А Лужина гонют под плинтус, и это писателя не красит.
— Будем следить! Я его выслежу! — энергически крикнул Разумихин. — Глаз не спущу!
Между прочим, Разумихин хреновый следитель.
"...Оставь меня, а их… не оставь. Понимаешь меня?
В коридоре было темно; они стояли возле лампы. С минуту они смотрели друг на друга молча. Разумихин всю жизнь помнил эту минуту. Горевший и пристальный взгляд Раскольникова как будто усиливался с каждым мгновением, проницал в его душу, в сознание. Вдруг Разумихин вздрогнул. Что-то странное как будто прошло между ними… Какая-то идея проскользнула, как будто намек; что-то ужасное, безобразное и вдруг понятое с обеих сторон… Разумихин побледнел как мертвец..."
Фу, какоето.
"...Ей было и тошно, и стыдно, и сладко…"
"— Какая вы худенькая! Вон какая у вас рука! Совсем прозрачная. Пальцы как у мертвой..."
Вот даром что студент, а манеры знает.
"— Я не тебе поклонился, я всему страданию человеческому поклонился, — как-то дико произнес он..."
"— нет, от канавы удерживала ее до сих пор мысль о грехе, и они, те… Если же она до сих пор еще не сошла с ума… Но кто же сказал, что она не сошла уже с ума?..."
"...«Как полоумный!» — подумала в свою очередь Соня..."
"...А между тем, всё это время, у двери в пустой комнате простоял господин Свидригайлов и, притаившись, подслушивал..."
А ФедорМихалыч к 4 главе вконец пошлый писатель сделался...
Вот сцена у следователя хорошая. Уже задумываюсь, не списал ли?
Потом пошлый мещанин, это точно сам придумал...
6. Пять и шесть.
5 часть.
Позор или Водевиль с кашлем, танцами, похоронами, коммунами и полячеками...
"...Такое начало не предвещало хорошего конца..."
Отож! За такие части уже бить надо.
"— ну за что ты меня обнимаешь? За то, что я сам не вынес и на другого пришел свалить: «страдай и ты, мне легче будет!» И можешь ты любить такого подлеца?..."
"...За окнами было вывешено белье…"
В 6 части кроме Свидригайлова нечего почитать. Про него красиво конечно. Но непонятно. Получается автор убирает лишних персонажей, руками злодея производит благодеяния, распределяет деньги, детей с глаз долой, чтоб новой сладкой парочке токо собой и страданиями заниматься.
"...Знаете ли, Родион Романыч, что значит у иных из них «пострадать?» Это не то чтобы за кого-нибудь, а так просто «пострадать надо»... ...Сидел в мое время один смиреннейший арестант целый год в остроге, на печи по ночам всё Библию читал, ну и зачитался, да зачитался, знаете, совсем, да так, что ни с того ни с сего сгреб кирпич и кинул в начальника, безо всякой обиды с его стороны. Да и как кинул-то: нарочно на аршин мимо взял, чтобы какого вреда не произвести! Ну, известно, какой конец арестанту, который с оружием кидается на начальство: и «принял, значит, страдание»... "
ой, уже всё понятно, всё понятно. Можно я домой уйду...
7. Эпилог первый. Достоевского...
Во-первых, Достоевский наконец добрался до того что он видел и в чем разбирается, до каторги. Описал с теплотой.
Во-вторых, герои поболели, пострадали, и теперь сидят на берегу, держась за руки, перетекая в бесконечность и отбивая поклоны.
Аминь.
8. Эпилог № 2, вульгарно-материалистический.
Жили были два брата, один писатель, другой издатель. И первый брат получал деньги у второго пока тот не умер.
И тут первый брат получил не деньги а долги и векселя.
И очень запечалился.
И он думал, думал и придумал. Пошел он к другим издателям и говорит:
- Я скоро гениальный роман напишу, "Пьяненькие" называется. Дайте денег.
А они ему:
- Ой, спасибо, не надо.
Пошел писатель домой и думает: "Кто б вас всех поубивал..."
Потом вернулся к издателям, спрашивает:
- А с убийствами хотите, свежими?
Те и согласились. Денег дали. И поехал писатель за границу. В казино. А вернулся без денег.
А у него тетка очень богатая была. Он к ней:
- Дай денег!
А она:
- Чем картежникам давать, так я лучше на монастырь завещаю!
А он пришел домой, лег на диван и думает: "Я, конечно, православный писатель, за все православное. Но деньги вместо мне в монастырь отдавать? Сволочь какая! Вот бы убил ее кто, а мне наследство"
А потом давай в романе ее выводить. Глазки красненькие, сама зеленая...
Потом занял денег у ростовщика Лыжина, и давай его тоже в романе выводить, обозвав Лужином.
И у кто только с него денег обратно не потребует, сразу всех в роман. И лицо зеленое... А еще ему Наполеон не нравился, Чернышевский, дворник и все соседи.
А "Пьяненьких" все равно ведь в книжку засунул...
9. Эпилог №3, мой собственно частный...
Достоевский как провал русской литературы, извините...
"...нам известен отзыв И. С. Тургенева, отметившего после чтения первых двух книжек «Русского вестника» 25 марта (6 апреля) 1866 г. в письме к А. А. Фету из Баден-Бадена, что первая часть «Преступления и наказания» Достоевского «замечательна» (вторая половина первой части, т. е. теперешняя вторая часть, показалась ему слабее первой, отдающей «самоковыряньем»..."
Как лично мне видится, в 1 части есть 2 эпизода мастерски сделанных, причем одного лучше б и не делал. Тоесть остается собственно качественное триллерное описание убийства и вырывания из ловушки.
Потом 115 помоечных ковыряний. И далеко потом еще одно триллерно-детективное сражение со следователем, спасение чужим признанием, ну и опять 115унылостей...
Загубил хороший детектив.
Поразительно, что тогда считалось, что есть всего 3 писателя. И если Тургенев и Толстой в журналы ничего не давали, то ФедорМихалыч просто автоматически становился царь горы. И, конечно, вещь публику сделала. Качество тошнотворности, от которой одни не могли дочитать, а другие дочитывали и заболевали, воспевалось в былинах. Чистый Сорокин!
И анализ! И АНАЛИЗ!
«Талант Ф. М. Достоевского развился рельефно, и главная сторона и свойства его таковы, что он резко отличается от дарований других наших писателей. Предоставив им внешний мир человеческой жизни: обстановку, в которой действуют их герои, случайные внешние обстоятельства и т. п., Достоевский углубляется во внутренний мир человека, внимательно следит за развитием его характера и своим глубоко основательным, но беспощадным анализом выставляет перед читателем всю его внутреннюю, духовную сторону — его мозг и сердце, ум и чувства. Этот анализ и отличает его от всех других писателей и ставит на почетное и видное место в русской литературе»
"...О новом романе говорили даже шепотом, как о чем-то таком, о чем вслух говорить не следует <…> С этого именно времени научное слово „анализ“ получило право гражданства в провинциальном обществе, которое прежде его совсем не употребляло, — и новое слово, как видно, пришлось по вкусу. Только, бывало, и слышишь толки: „Ах, какой глубокий анализ! Удивительный анализ!..“ „О, да! — подхватывала другая барыня, у которой и самой уже возбудилось желание пустить в дело это новое словечко, — анализ действительно глубокий, но только, знаете ли что? — прибавляла она таинственно, — говорят, анализ-то потому и вышел очень тонкий, что сочинитель сам был…“ — при этом дама наклонялась к уху своей удивленной слушательницы… „Неужели?..“
И вот что меня серьезно злит, что никто не сказал - АНАЛИЗЫ НЕ НАСТОЯЩИЕ!
Ну то я заявляю. Безпасчадно.
Герой не настоящий. Мотива преступления нет. Никакого убийства быть не могло. И какое к дьяволу тогда еще наказание? Позорище одно.
Убийство могло бы быть, если бы очень нужны деньги, а студент такой тупой, что не может украсть или получить обманом.
Или студент псих и ему кажется что старушка отравляет его икс-лучами по радио.
Или они вместе со старушкой воруют а она пообещала выдать его полиции.
А нам подсовывают как мотив гордыню, власть, наполеоновщину.
Какая власть там лежа на диване?
Бездарный и безвредный детский лепет бездельников, и мы знаем этих бездельников.
"...запись от 17 сентября 1863 г. в дневнике А. П. Сусловой, находившейся в это время вместе с Достоевским в Италии:
«Когда мы обедали (в Турине, в гостинице, за table d'hote'oм.), он (Достоевский), смотря на девочку, которая брала уроки, сказал: „Ну вот, представь себе, такая девочка с стариком, и вдруг какой-нибудь Наполеон говорит: «Истребить весь город». Всегда так было на свете...“
Отак.
Дешовое трепло из Турина, за обедом, за портвейном. Соседку на жалость разводит.
Нет, чтоб представить себе себя, вскакивающего, с криком "не позволю!", и Наполеону тортом в морду! (можно и Наполеоном)
Вот чего ты лезешь к Наполеону? Там война, там артиллерией командуют, там пули свистят, там никакого самокопания.
А ты со своим портвейном и девочками...
Между прочим, Бестужев-Марлинский тоже на войне, тоже артиллерист и никакого самоковыряния. Вот интересно...
Вобщем невозможно приставлять все эти анализы и наказания к человеку который не то что никого никогда не убьет, но и не встанет с дивана на обед себе заработать...
Из реально выписаных вещей - собственные угрызения по поводу казиношной игры, и некоторые детали эпилептических припадков, но замаскированные под совершенно другое и не стыкующиеся.
Вот.
Прикольно, что роман ФедорМихалыч начал от первого лица, типа исповеди. Писал, писал, да и сжег. Потому что так нельзя передать этого сумашедшего фальшивого кружения в голове. Потому что от первого лица ты записки записываешь, и потом кто-то записанное читает. И тогда все эти "Кто я?" "И куда я иду?" "А зачем?" выглядели бы уже совсем комично.
Следуща идея Достоевского.
"...Нет счастья в комфорте, покупается счастье страданием. Таков закон нашей планеты, но это непосредственное сознание, чувствуемое житейским процессом, — есть такая великая радость, за которую можно заплатить годами страдания <…> Человек не родится для счастья. Человек заслуживает свое счастье, и всегда страданием..."
Это надо быть большим ученым, чтоб от "Безтруданевыловишрыбкизпруда" и "ЛюбишькататьсяЛюбиисаночки" дойти до такого ценного открытия. Видать мало ему зубов в детстве выбили, потомушто выглядит всёещё несчастливым и унылым.
Добрые люди! Сломайте коленку человеку.
Дайте писателю счастья!
И еще меня злит, что Достоевскому дополнительно свезло. После выхода романа происходит реальное убийство, имеющее некоторое внешнее сходство. И опять все на ушах, и реклама. По факту, абсолютно нармальный наглый студент, с нормальной фамилией Данилов, привыкший жить не по средствам, убивает ростовщика с целью ограбления, без всяких самокопаний, ну и, да, и случайно вошедшую служанку. И хотя идеологически нечего общего, ФедорМихалыч весьма самодоволен:
"...Сам Достоевский, возвращаясь к оценке «Преступления и наказания», в письме к А. Н. Майкову от 11 декабря 1868 г. писал (имея в виду дело Данилова и противопоставляя свое понимание реализма пониманию его задач своими современниками): «Ихним реализмом — сотой доли реальных, действительно случившихся фактов не объяснишь. А мы нашим идеализмом пророчили даже факты»...
...О своей авторской гордости, вызванной тем, что своим романом он художественно предвосхитил реальные явления, подобные преступлению Данилова, Достоевский тогда же говорил Страхову..."
Со своим выдуманным фиктивным убийством к реальности примазался и в пророки записывается!
Уже забыл, откуда сам списывал:
"...В августе 1865 г. в Москве происходил военно-полевой суд над приказчиком, купеческим сыном Герасимом Чистовым, 27 лет, раскольником по вероисповеданию. Преступник обвинялся в предумышленном убийстве в Москве в январе 1865 г. двух старух — кухарки и прачки — с целью ограбления их хозяйки. Преступление было совершено между 7 и 9 часами вечера. Убитые были найдены сыном хозяйки квартиры, мещанки Дубровиной, в разных комнатах в лужах крови. В квартире были разбросаны вещи, вынутые из окованного железом сундука, откуда были похищены деньги, серебряные и золотые вещи. Как сообщала петербургская газета, старухи были убиты порознь, в разных комнатах и без сопротивления с их стороны одним и тем же орудием — посредством нанесения многих ран, по-видимому, топором. «Чистова изобличает в убийстве двух старух орудие, которым это преступление совершено, пропавший топор <…> чрезвычайно острый, насаженный на короткую ручку»..."
Короче говоря.
Очковтирательство и обман доверчивых недалеких читателей.
И ещё:
"...Обстановка в «Преступлении и наказании» насыщена контрастами света и тени. Самые трагические и впечатляющие эпизоды разыгрываются здесь в трактирах, на грязных улицах, в гуще обыденности и прозы — и это подчеркивает глухоту страшного мира, окружающего героев, к человеческой боли и страданию..."
Ну да, знаем мы об страшных мИрах и страданиях:
"...Денег я взял у Каткова вперед. Там охотно дали. Платят у них превосходно. Я с самого начала объявил Каткову, что я славянофил и с некоторыми мнениями его не согласен. Это улучшило и весьма облегчило наши отношения. Как частный же человек это наиблагороднейший человек в свете. Я совершенно не знал его прежде. Необъятное самолюбие его ужасно вредит ему. Но у кого же не необъятное самолюбие?..."
"...Здравствуй, ангел мой Аня, вот тебе еще несколько строк - ежедневных известий...
...День вчера был холодный и даже дождливый; весь день я был слаб и расстроен нервами до того, что едва держался на ногах. Хорошо еще, что в вагоне успел кое-как заснуть часа два. Целый день вчера спать хотелось. А тут игра, от которой оторваться не мог; можешь представить, в каком я был возбуждении. Представь же себе: начал играть еще утро и к обеду проиграл 16 империалов. Оставалось только 12 да несколько талеров. Пошел после обеда, с тем чтоб быть благоразумнее донельзя и, слава богу, отыграл все 16 проигранных, да сверх того выиграл 100 гульденов. А мог бы выиграть 300, потому что уже были в руках, да рискнул и спустил. Вот мое наблюдение, Аня, окончательное: если быть благоразумным, то есть быть как из мрамора, холодным и нечеловечески осторожным, то непременно, безо всякого сомнения, можно выиграть сколько угодно. Но играть надо много времени, много дней, довольствуясь малым, если не везет, и не бросаясь насильно на шанс. Есть тут один жид: он играет уже несколько дней, с ужасным хладнокровием и расчетом, нечеловеческим (мне его показывали), и его уже начинает бояться банк; он загребает деньги и уносит каждый день по крайней мере по 1000 гульденов. Одним словом, постараюсь употребить нечеловеческое усилие, чтоб быть благоразумнее, но с другой стороны я никак не в силах оставаться здесь несколько дней.
Безо всякого преувеличения, Аня: мне до того это всё противно, то есть ужасно, что я бы сам собой убежал, а как еще вспомню о тебе, так и рвется к тебе всё существо. Ах, Аня, нужна ты мне, я это почувствовал! Как вспомню твою ясную улыбку, ту теплоту радостную, которая сама в сердце вливается при тебе, то неотразимо захочется к тебе. Ты меня видишь обыкновенно, Аня, угрюмым, пасмурным и капризным: это только снаружи; таков я всегда был, надломленный и испорченный судьбой, внутри же другое, поверь, поверь!
А между тем это наживание денег даром, как здесь (не совсем даром: платишь мукой), имеет что-то раздражительное и одуряющее, а как подумаешь, для чего нужны деньги, как подумаешь о долгах и о тех, которым кроме меня надо, то и чувствуешь, что отойти нельзя. Но воображаю же муку мою, если я проиграю и ничего не сделаю: столько пакости принять даром и уехать еще более нищим, нежели приехал. Аня, дай мне слово, что никогда никому не будешь показывать этих писем. Не хочу я, чтоб этакая мерзость положения моего пошла по языкам. "Поэт так поэт и есть"..."
"...Представь себе, какие подлые эти немцы: он купил у меня часы, с цепочкой (стоили мне 125 руб. по крайней цене) и дал мне за них всего 65 гульденов, то есть 43 талера, то есть почти в 2 1/2 раза меньше..."
"...Вчера было воскресенье, и все эти гомбургские немцы с женами явились после обеда в воксал. Обыкновенно по будням играют иностранцы, и давки нет. А тут давка, духота, толкотня, грубость. Ах, какие подлые эти немцы..."
"...Тут я воротился и пошел опять заложить часы (которые по дороге на почту успел выкупить)..."
"...Друг милый, у нас останется очень мало денег, но не ропщи, не унывай и не упрекай меня. Что до меня касается, то относительно денежных дел наших я почти совершенно спокоен: у нас останется 20 империалов, да пришлют еще двадцать. Затем, воротясь в Дрезден, тотчас же напишу Каткову и попрошу у него прислать мне в Дрезден еще 500 рублей. Конечно, он поморщится очень, но - даст. Давши уже столько (3000 руб.), не откажет в этом. Да почти и не может отказать: ибо как же я кончу работу без денег..."
Взмолился тут мальчик задушенный,
Собаками злыми укушенный,
Запуганный страшными масками...
И глупыми детскими сказками...
Помилуй меня, о Чудовище!
Скажу я тебе, где сокровище.
Зарыто наследство старушкино
Под камнем...
На площади Пушкина!
Ну ладно. Пошел опять читать это "Преступление с наказаниями".
С комментариями...
1. Поехали! Он сказал...
Глав. персонаж:
"...И каждый раз молодой человек, проходя мимо, чувствовал какое-то болезненное и трусливое ощущение, которого стыдился и от которого морщился..."
"...Не то чтоб он был так труслив и забит, совсем даже напротив; но с некоторого времени он был в раздражительном и напряженном состоянии, похожем на ипохондрию. Он до того углубился в себя и уединился от всех, что боялся даже всякой встречи, не только встречи с хозяйкой. Он был задавлен бедностью..."
"...А впрочем, я слишком много болтаю. Оттого и ничего не делаю, что болтаю. Пожалуй, впрочем, и так: оттого болтаю, что ничего не делаю. Это я в этот последний месяц выучился болтать, лежа по целым суткам в углу и думая… о царе Горохе. Ну зачем я теперь иду? Разве я способен на это? Разве это серьезно? Совсем не серьезно. Так, ради фантазии сам себя тешу; игрушки! Да, пожалуй что и игрушки!»..."
читать дальшеа вокруг:
"...На улице жара стояла страшная, к тому же духота, толкотня, всюду известка, леса, кирпич, пыль и та особенная летняя вонь... ...Нестерпимая же вонь из распивочных, которых в этой части города особенное множество, и пьяные, поминутно попадавшиеся, несмотря на буднее время, довершили отвратительный и грустный колорит картины. Чувство глубочайшего омерзения мелькнуло на миг в тонких чертах молодого человека..."
а сам:
"...Кстати, он был замечательно хорош собою, с прекрасными темными глазами, темно-рус, ростом выше среднего, тонок и строен..."
Ну, для начала, я беру обратно свое мнение что Глазунов плохой иллюстратор Достоевского. Какой писатель, такой и художник. Вот.
"...А между тем, когда один пьяный, которого неизвестно почему и куда провозили в это время по улице в огромной телеге, запряженной огромною ломовою лошадью, крикнул ему вдруг, проезжая: «Эй ты, немецкий шляпник!»..."
"...Старуха стояла перед ним молча и вопросительно на него глядела. Это была крошечная, сухая старушонка, лет шестидесяти, с вострыми и злыми глазками, с маленьким вострым носом и простоволосая. Белобрысые, мало поседевшие волосы ее были жирно смазаны маслом. На ее тонкой и длинной шее, похожей на куриную ногу, было наверчено какое-то фланелевое тряпье, а на плечах, несмотря на жару, болталась вся истрепанная и пожелтелая меховая кацавейка..."
"...Он шел по тротуару как пьяный..."
"...Кроме тех двух пьяных, что попались на лестнице, вслед за ними же вышла еще разом целая ватага, человек в пять, с одною девкой и с гармонией..."
"...Остались: один хмельной, но немного, сидевший за пивом, с виду мещанин; товарищ его, толстый, огромный, в сибирке и с седою бородой, очень захмелевший..."
"...Стояли крошеные огурцы, черные сухари и резанная кусочками рыба; всё это очень дурно пахло. Было душно, так что было даже нестерпимо сидеть, и всё до того было пропитано винным запахом, что, кажется, от одного этого воздуха можно было в пять минут сделаться пьяным..."
"...с отекшим от постоянного пьянства желтым, даже зеленоватым лицом и с припухшими веками, из-за которых сияли крошечные, как щелочки, но одушевленные красноватые глазки..."
"...Особенно руки были грязны, жирные, красные, с черными ногтями..."
"...В это время вошла с улицы целая партия пьяниц, уже и без того пьяных..."
"...с лестницы несло вонью, но дверь на лестницу была не затворена; из внутренних помещений, сквозь непритворенную дверь, неслись волны табачного дыма..."
Передых.
Что-то мне сдается, что это классический тошнолизьм. Да это Сорокин 19 века, только очень очень унылый.
Но. Непонятно. А почему у студента нет маленьких красных глазок? А с чего это он красивый такой??
Конец первой серии.
2. Достоевский, часть 2.
Моя, а не Достоевского...
Читаю, и не могу понять почему я должен следить за персонажами от малосимпатичных, до мерзких...
Какие-то пьяные, дурные для фона, мерзкий алкаш в кабаке, его кашляющие дети-жоны, студент-полудурок, пьяная девица, вдруг нормальный полицейский, и автор его увёл вдаль, а всех психов оставил. Длиннющее письмо мамаши, жалосливое. Первый роман с письмами был удачный, а тут, после комментов студента получается что и письма мерзкие, и сами они тоже мерзкие потому что его жалеют. Потихоньку становишся фашистом, и хочется сделать мир лучше внутри книги посредством дробовика, ни в коем случае не забыв автора.
Фишка:
"...знай, сударь, что мне таковые побои не токмо не в боль, но и в наслаждение бывают…"
"... И это мне в наслаждение! И это мне не в боль, а в нас-лаж-дение, ми-ло-сти-вый го-су-дарь, — выкрикивал он, потрясаемый за волосы и даже раз стукнувшись лбом об пол..."
"... Трудно было более опуститься и обнеряшиться; но Раскольникову это было даже приятно в его теперешнем состоянии духа..."
"...Так мучил он себя и поддразнивал этими вопросами, даже с каким-то наслаждением..."
От же ж наслажденец бородатый.
И кстати.
Пока что у автора две краски. Красное: рожи, руки, глазки. И зелёное. Интересно, это ему игральный стол мерещится?)
"...Зелень и свежесть понравились сначала его усталым глазам..."
"...Иногда он останавливался перед какою-нибудь изукрашенною в зелени дачей..."
"...еще молодой, с толстою такою шеей и с мясистым, красным, как морковь, лицом..."
"...Несколько парней, тоже красных и пьяных..."
"...он тихо и спокойно смотрел на Неву, на яркий закат яркого, красного солнца..."
правда в каком-то из снов есть голубая вода и золотой песок, это неправильный сон.
Конец второй серии...
3. Доброе слово о Достоевском...
Две вещи, написанные качественно, в идеологии триллера.
Это сон где долго бьют лошадь. Место крайне неприятное, долгое, мерзкое, действительно уже хочется "проснуться", хотя и слишком литературное всёравно местами. Но вобщем в ряду Сорокина, СтивенаКинга, так что может гордиться, что раньше. Но позже видимо французов, какогонибудь де Сада и прочих хоть и не так.
Пятерка за тошнотворность.
Вторая штука, само убийство. Вообще, как переходит к действиям а не думаньям, уже и читать можно. И конечно опять именно триллер. С подробностями куда там и как лезвие вошло, с выбеганиями, забеганиями, криками, замираниями, дерганьем дверей. Не особо я знаю этот бок жанра, французскую да английскую литературу читать надо, но возможно он даже и родоначальник некоторых приемов, именно сочетания неприятных подробностей и всяких страхов типа чуть не попался...
Так что и за триллер пятерка.
Может и кинематограф ему обязан.
И Кинг Стивен.
И весьма грамотно на этом заканчивает первую часть, завлекая интересоваться дальнейшим.
Конец доброго слова.
3. Достоевский, опять...
Ну вот началась вторая часть и началась тоска опять прежняя.
И опять перед нами персонаж, который дверь от окна не отличит, штаны одеть не сможет. Какие убийства?
- Сплю я или нет? - вот его уровень борьбы с действительностью.
И надо было с самого начала сказать, не бывает таких персонажей. И вся тоска от этого. Автор слепил студента-Франкенштейна. Из абстрактных идей, нормального человека, больного и сумашедших с несколькими взаимоисключающими симптомами. А всё потому что писатель не доктор. Писатель пациент.
Слава слава писателям докторам.
И вот бегает этот дубль "Идиота" и меняет диагнозы каждых 2 предложения. То у него шизофрения, то идиотия, то маниакальнодепрессивности, то грипп, то живот болит, то он просто немножко Наполеон...
И не убеждает это, и не радует.
Краткий обзор:
"...А! вот уж и из распивочных пьяные выходят, —"
"...Страшный холод обхватил его; но холод был и от лихорадки, которая уже давно началась с ним во сне..."
"...Опять пыль, кирпич и известка, опять вонь из лавочек и распивочных, опять поминутно пьяные..."
"...Все нервы его так и прыгали..."
"...различал и еще одного человека, очень будто бы ему знакомого, но кого именно — никак не мог догадаться и тосковал об этом, даже и плакал..."
"...Иной раз казалось ему, что он уже с месяц лежит; в другой раз — что всё тот же день идет..."
"...Духота стояла прежняя; но с жадностью дохнул он этого вонючего, пыльного, зараженного городом воздуха..."
"...дикая энергия заблистала вдруг в его воспаленных глазах и в его исхудалом бледно-желтом лице..."
Кстати, желтый частенько встречается, но краской я это назвать не могу, только в лицах появляется, бледно-желто-зелено-болезненного цвета...
"... — я люблю, как поют под шарманку в холодный, темный и сырой осенний вечер, непременно в сырой, когда у всех прохожих бледно-зеленые и больные лица..."
"...Он вышел, весь дрожа от какого-то дикого истерического ощущения, в котором между тем была часть нестерпимого наслаждения, — впрочем мрачный, ужасно усталый. Лицо его было искривлено, как бы после какого-то припадка..."
Это, между прочим, свою эпилепсию описывает...
"...увидел женщину, высокую, с платком на голове, с желтым, продолговатым, испитым лицом и с красноватыми, впавшими глазами..."
"...Когда я… кхе! когда я… кхе-кхе-кхе…"
"... — А молиться вы умеете?
— О, как же, умеем!..."
"...Но он стоял как мертвый; невыносимое внезапное сознание ударило в него как громом..."
Ну и конец второй части, его, Достоевского.
4. Ф.М.Д. Чст. 3
Суета букв и тоска смысла.
Персонажей таких не бывает, настоящие, пожалуй, Настасья, которая всё кормит этого балбеса, из жалости или из глупости, ну и Мамаша отчастию. Остальные - идейный бред...
Детектив конечно пропал, мотива и того до сих пор не знаем...
Теперь у нас есть сестра, выдающаяся красавица, все с ног падают, вся в брата. Брата этого сто лет не видела, но желает в жертву себя принести. Лужин - это вообще позор. Настолько мелко опереточная фигура, настолько искусственно выдумано.
И вот не радуют меня такие тексты, что тут поделаешь:
"...Конечно, — пробормотал он про себя через минуту, с каким-то чувством самоунижения..."
"...Он увидал бы, если б был проницательнее, что чувствительного настроения тут отнюдь не было, а было даже нечто совсем напротив.."
"— Вот за это-то я его и люблю! — прошептал всё преувеличивающий Разумихин, энергически повернувшись на стуле. — Есть у него эти движения!..."
"— Ба! да и ты… с намерениями!.. — пробормотал он, посмотрев на нее чуть не с ненавистью и насмешливо улыбнувшись. — Я бы должен был это сообразить… Что ж, и похвально; тебе же лучше… и дойдешь до такой черты, что не перешагнешь ее — несчастна будешь, а перешагнешь — может, еще несчастнее будешь…"
Всё это тоскливая тоска, и это еще кашлять не начали.
«Лжет! — думал он про себя, кусая ногти со злости. — Гордячка! Сознаться не хочет, что хочется благодетельствовать! О, низкие характеры! Они и любят, точно ненавидят… О, как я… ненавижу их всех!»
Достоевский
"Тут человек небольшого роста начал плакать и кусать себе ногти.
Сначала на руках ногти сгрыз, а потом на ногах.
Читатель, вдумайся в эту басню, и тебе станет не по себе."
Хармс
Да, и наконец, социалисты появились. Щас получат от ФедорМихалыча ладану.
"...Оттого так и не любят живого процесса жизни: не надо живой души! Живая душа жизни потребует, живая душа не послушается механики, живая душа подозрительна, живая душа ретроградна! А тут хоть и мертвечинкой припахивает, из каучука сделать можно, — зато не живая, зато без воли, зато рабская, не взбунтуется! И выходит в результате, что всё на одну только кладку кирпичиков да на расположение коридоров и комнат в фаланстере свели! Фаланстера-то и готова, да натура-то у вас для фаланстеры еще не готова, жизни хочет, жизненного процесса еще не завершила, рано на кладбище..."
Вообще-то весь этот детский лепет все уже переспорили в студенческое время, у того же Мерсье всё это тоже было и ему еще тогда же и возражали, скоко можна!
И статейка Родиона теперь появляется. Тоесть он не псих, просто у него идея сумашедшая.
Купите Достоевскому справочник по психиатрии!
А вот тут просто целое счастье: "...Мещанин скосил на него глаза исподлобья и оглядел его пристально и внимательно, не спеша; потом медленно повернулся и, ни слова не сказав, вышел из ворот дома на улицу..."
!!!
Потому что вся книжка Достоевского ужасно болтливая. Треск без передыха. Никто не молчит, пауз нет. Хоть бы описание чего, чтоб тишины 5 минут. Они даже не думают, а внутри головы разговаривают. И во сне. Невыносимо.
"...Эх, эстетическая я вошь, и больше ничего, — прибавил он вдруг рассмеявшись, как помешанный. — Да, я действительно вошь, — продолжал он, с злорадством прицепившись к мысли, роясь в ней, играя и потешаясь ею, — и уж по тому одному, что, во-первых, теперь рассуждаю про то, что я вошь..."
тьфу!
Под конец - хороший кусок, беспроигрышный прием, описание кошмара не предупреждая что это сон:
"...Он забылся; странным показалось ему, что он не помнит, как мог он очутиться на улице. Был уже поздний вечер. Сумерки сгущались, полная луна светлела всё ярче и ярче; но как-то особенно душно было в воздухе. Люди толпой шли по улицам; ремесленники и занятые люди расходились по домам, другие гуляли; пахло известью, пылью, стоячею водой... "
Хотя с каждым новым сном начинает приедаться.
И это - "пахло пылью" - тоже!
Конец третьей части.
5. «Неужели это продолжение сна?» — подумалось еще раз Раскольникову...
Нет, чувак, это продолжение книжки.
"А что, говорят, Берг в воскресенье в Юсуповом саду на огромном шаре полетит..." - и это единственное правда интересное событие за всю книжку.
Да, значит тут у нас теперь Свидригайлов появился, новая идея ФедорМихалыча, типа разбойник с благородством, даже лицо дал не желтое, а розовое. Вобщем, фигура не опереточная, а оперная. Поинтереснее студента... А Лужина гонют под плинтус, и это писателя не красит.
— Будем следить! Я его выслежу! — энергически крикнул Разумихин. — Глаз не спущу!
Между прочим, Разумихин хреновый следитель.
"...Оставь меня, а их… не оставь. Понимаешь меня?
В коридоре было темно; они стояли возле лампы. С минуту они смотрели друг на друга молча. Разумихин всю жизнь помнил эту минуту. Горевший и пристальный взгляд Раскольникова как будто усиливался с каждым мгновением, проницал в его душу, в сознание. Вдруг Разумихин вздрогнул. Что-то странное как будто прошло между ними… Какая-то идея проскользнула, как будто намек; что-то ужасное, безобразное и вдруг понятое с обеих сторон… Разумихин побледнел как мертвец..."
Фу, какоето.
"...Ей было и тошно, и стыдно, и сладко…"
"— Какая вы худенькая! Вон какая у вас рука! Совсем прозрачная. Пальцы как у мертвой..."
Вот даром что студент, а манеры знает.
"— Я не тебе поклонился, я всему страданию человеческому поклонился, — как-то дико произнес он..."
"— нет, от канавы удерживала ее до сих пор мысль о грехе, и они, те… Если же она до сих пор еще не сошла с ума… Но кто же сказал, что она не сошла уже с ума?..."
"...«Как полоумный!» — подумала в свою очередь Соня..."
"...А между тем, всё это время, у двери в пустой комнате простоял господин Свидригайлов и, притаившись, подслушивал..."
А ФедорМихалыч к 4 главе вконец пошлый писатель сделался...
Вот сцена у следователя хорошая. Уже задумываюсь, не списал ли?
Потом пошлый мещанин, это точно сам придумал...
6. Пять и шесть.
5 часть.
Позор или Водевиль с кашлем, танцами, похоронами, коммунами и полячеками...
"...Такое начало не предвещало хорошего конца..."
Отож! За такие части уже бить надо.
"— ну за что ты меня обнимаешь? За то, что я сам не вынес и на другого пришел свалить: «страдай и ты, мне легче будет!» И можешь ты любить такого подлеца?..."
"...За окнами было вывешено белье…"
В 6 части кроме Свидригайлова нечего почитать. Про него красиво конечно. Но непонятно. Получается автор убирает лишних персонажей, руками злодея производит благодеяния, распределяет деньги, детей с глаз долой, чтоб новой сладкой парочке токо собой и страданиями заниматься.
"...Знаете ли, Родион Романыч, что значит у иных из них «пострадать?» Это не то чтобы за кого-нибудь, а так просто «пострадать надо»... ...Сидел в мое время один смиреннейший арестант целый год в остроге, на печи по ночам всё Библию читал, ну и зачитался, да зачитался, знаете, совсем, да так, что ни с того ни с сего сгреб кирпич и кинул в начальника, безо всякой обиды с его стороны. Да и как кинул-то: нарочно на аршин мимо взял, чтобы какого вреда не произвести! Ну, известно, какой конец арестанту, который с оружием кидается на начальство: и «принял, значит, страдание»... "
ой, уже всё понятно, всё понятно. Можно я домой уйду...
7. Эпилог первый. Достоевского...
Во-первых, Достоевский наконец добрался до того что он видел и в чем разбирается, до каторги. Описал с теплотой.
Во-вторых, герои поболели, пострадали, и теперь сидят на берегу, держась за руки, перетекая в бесконечность и отбивая поклоны.
Аминь.
8. Эпилог № 2, вульгарно-материалистический.
Жили были два брата, один писатель, другой издатель. И первый брат получал деньги у второго пока тот не умер.
И тут первый брат получил не деньги а долги и векселя.
И очень запечалился.
И он думал, думал и придумал. Пошел он к другим издателям и говорит:
- Я скоро гениальный роман напишу, "Пьяненькие" называется. Дайте денег.
А они ему:
- Ой, спасибо, не надо.
Пошел писатель домой и думает: "Кто б вас всех поубивал..."
Потом вернулся к издателям, спрашивает:
- А с убийствами хотите, свежими?
Те и согласились. Денег дали. И поехал писатель за границу. В казино. А вернулся без денег.
А у него тетка очень богатая была. Он к ней:
- Дай денег!
А она:
- Чем картежникам давать, так я лучше на монастырь завещаю!
А он пришел домой, лег на диван и думает: "Я, конечно, православный писатель, за все православное. Но деньги вместо мне в монастырь отдавать? Сволочь какая! Вот бы убил ее кто, а мне наследство"
А потом давай в романе ее выводить. Глазки красненькие, сама зеленая...
Потом занял денег у ростовщика Лыжина, и давай его тоже в романе выводить, обозвав Лужином.
И у кто только с него денег обратно не потребует, сразу всех в роман. И лицо зеленое... А еще ему Наполеон не нравился, Чернышевский, дворник и все соседи.
А "Пьяненьких" все равно ведь в книжку засунул...
9. Эпилог №3, мой собственно частный...
Достоевский как провал русской литературы, извините...
"...нам известен отзыв И. С. Тургенева, отметившего после чтения первых двух книжек «Русского вестника» 25 марта (6 апреля) 1866 г. в письме к А. А. Фету из Баден-Бадена, что первая часть «Преступления и наказания» Достоевского «замечательна» (вторая половина первой части, т. е. теперешняя вторая часть, показалась ему слабее первой, отдающей «самоковыряньем»..."
Как лично мне видится, в 1 части есть 2 эпизода мастерски сделанных, причем одного лучше б и не делал. Тоесть остается собственно качественное триллерное описание убийства и вырывания из ловушки.
Потом 115 помоечных ковыряний. И далеко потом еще одно триллерно-детективное сражение со следователем, спасение чужим признанием, ну и опять 115унылостей...
Загубил хороший детектив.
Поразительно, что тогда считалось, что есть всего 3 писателя. И если Тургенев и Толстой в журналы ничего не давали, то ФедорМихалыч просто автоматически становился царь горы. И, конечно, вещь публику сделала. Качество тошнотворности, от которой одни не могли дочитать, а другие дочитывали и заболевали, воспевалось в былинах. Чистый Сорокин!
И анализ! И АНАЛИЗ!
«Талант Ф. М. Достоевского развился рельефно, и главная сторона и свойства его таковы, что он резко отличается от дарований других наших писателей. Предоставив им внешний мир человеческой жизни: обстановку, в которой действуют их герои, случайные внешние обстоятельства и т. п., Достоевский углубляется во внутренний мир человека, внимательно следит за развитием его характера и своим глубоко основательным, но беспощадным анализом выставляет перед читателем всю его внутреннюю, духовную сторону — его мозг и сердце, ум и чувства. Этот анализ и отличает его от всех других писателей и ставит на почетное и видное место в русской литературе»
"...О новом романе говорили даже шепотом, как о чем-то таком, о чем вслух говорить не следует <…> С этого именно времени научное слово „анализ“ получило право гражданства в провинциальном обществе, которое прежде его совсем не употребляло, — и новое слово, как видно, пришлось по вкусу. Только, бывало, и слышишь толки: „Ах, какой глубокий анализ! Удивительный анализ!..“ „О, да! — подхватывала другая барыня, у которой и самой уже возбудилось желание пустить в дело это новое словечко, — анализ действительно глубокий, но только, знаете ли что? — прибавляла она таинственно, — говорят, анализ-то потому и вышел очень тонкий, что сочинитель сам был…“ — при этом дама наклонялась к уху своей удивленной слушательницы… „Неужели?..“
И вот что меня серьезно злит, что никто не сказал - АНАЛИЗЫ НЕ НАСТОЯЩИЕ!
Ну то я заявляю. Безпасчадно.
Герой не настоящий. Мотива преступления нет. Никакого убийства быть не могло. И какое к дьяволу тогда еще наказание? Позорище одно.
Убийство могло бы быть, если бы очень нужны деньги, а студент такой тупой, что не может украсть или получить обманом.
Или студент псих и ему кажется что старушка отравляет его икс-лучами по радио.
Или они вместе со старушкой воруют а она пообещала выдать его полиции.
А нам подсовывают как мотив гордыню, власть, наполеоновщину.
Какая власть там лежа на диване?
Бездарный и безвредный детский лепет бездельников, и мы знаем этих бездельников.
"...запись от 17 сентября 1863 г. в дневнике А. П. Сусловой, находившейся в это время вместе с Достоевским в Италии:
«Когда мы обедали (в Турине, в гостинице, за table d'hote'oм.), он (Достоевский), смотря на девочку, которая брала уроки, сказал: „Ну вот, представь себе, такая девочка с стариком, и вдруг какой-нибудь Наполеон говорит: «Истребить весь город». Всегда так было на свете...“
Отак.
Дешовое трепло из Турина, за обедом, за портвейном. Соседку на жалость разводит.
Нет, чтоб представить себе себя, вскакивающего, с криком "не позволю!", и Наполеону тортом в морду! (можно и Наполеоном)
Вот чего ты лезешь к Наполеону? Там война, там артиллерией командуют, там пули свистят, там никакого самокопания.
А ты со своим портвейном и девочками...
Между прочим, Бестужев-Марлинский тоже на войне, тоже артиллерист и никакого самоковыряния. Вот интересно...
Вобщем невозможно приставлять все эти анализы и наказания к человеку который не то что никого никогда не убьет, но и не встанет с дивана на обед себе заработать...
Из реально выписаных вещей - собственные угрызения по поводу казиношной игры, и некоторые детали эпилептических припадков, но замаскированные под совершенно другое и не стыкующиеся.
Вот.
Прикольно, что роман ФедорМихалыч начал от первого лица, типа исповеди. Писал, писал, да и сжег. Потому что так нельзя передать этого сумашедшего фальшивого кружения в голове. Потому что от первого лица ты записки записываешь, и потом кто-то записанное читает. И тогда все эти "Кто я?" "И куда я иду?" "А зачем?" выглядели бы уже совсем комично.
Следуща идея Достоевского.
"...Нет счастья в комфорте, покупается счастье страданием. Таков закон нашей планеты, но это непосредственное сознание, чувствуемое житейским процессом, — есть такая великая радость, за которую можно заплатить годами страдания <…> Человек не родится для счастья. Человек заслуживает свое счастье, и всегда страданием..."
Это надо быть большим ученым, чтоб от "Безтруданевыловишрыбкизпруда" и "ЛюбишькататьсяЛюбиисаночки" дойти до такого ценного открытия. Видать мало ему зубов в детстве выбили, потомушто выглядит всёещё несчастливым и унылым.
Добрые люди! Сломайте коленку человеку.
Дайте писателю счастья!
И еще меня злит, что Достоевскому дополнительно свезло. После выхода романа происходит реальное убийство, имеющее некоторое внешнее сходство. И опять все на ушах, и реклама. По факту, абсолютно нармальный наглый студент, с нормальной фамилией Данилов, привыкший жить не по средствам, убивает ростовщика с целью ограбления, без всяких самокопаний, ну и, да, и случайно вошедшую служанку. И хотя идеологически нечего общего, ФедорМихалыч весьма самодоволен:
"...Сам Достоевский, возвращаясь к оценке «Преступления и наказания», в письме к А. Н. Майкову от 11 декабря 1868 г. писал (имея в виду дело Данилова и противопоставляя свое понимание реализма пониманию его задач своими современниками): «Ихним реализмом — сотой доли реальных, действительно случившихся фактов не объяснишь. А мы нашим идеализмом пророчили даже факты»...
...О своей авторской гордости, вызванной тем, что своим романом он художественно предвосхитил реальные явления, подобные преступлению Данилова, Достоевский тогда же говорил Страхову..."
Со своим выдуманным фиктивным убийством к реальности примазался и в пророки записывается!
Уже забыл, откуда сам списывал:
"...В августе 1865 г. в Москве происходил военно-полевой суд над приказчиком, купеческим сыном Герасимом Чистовым, 27 лет, раскольником по вероисповеданию. Преступник обвинялся в предумышленном убийстве в Москве в январе 1865 г. двух старух — кухарки и прачки — с целью ограбления их хозяйки. Преступление было совершено между 7 и 9 часами вечера. Убитые были найдены сыном хозяйки квартиры, мещанки Дубровиной, в разных комнатах в лужах крови. В квартире были разбросаны вещи, вынутые из окованного железом сундука, откуда были похищены деньги, серебряные и золотые вещи. Как сообщала петербургская газета, старухи были убиты порознь, в разных комнатах и без сопротивления с их стороны одним и тем же орудием — посредством нанесения многих ран, по-видимому, топором. «Чистова изобличает в убийстве двух старух орудие, которым это преступление совершено, пропавший топор <…> чрезвычайно острый, насаженный на короткую ручку»..."
Короче говоря.
Очковтирательство и обман доверчивых недалеких читателей.
И ещё:
"...Обстановка в «Преступлении и наказании» насыщена контрастами света и тени. Самые трагические и впечатляющие эпизоды разыгрываются здесь в трактирах, на грязных улицах, в гуще обыденности и прозы — и это подчеркивает глухоту страшного мира, окружающего героев, к человеческой боли и страданию..."
Ну да, знаем мы об страшных мИрах и страданиях:
"...Денег я взял у Каткова вперед. Там охотно дали. Платят у них превосходно. Я с самого начала объявил Каткову, что я славянофил и с некоторыми мнениями его не согласен. Это улучшило и весьма облегчило наши отношения. Как частный же человек это наиблагороднейший человек в свете. Я совершенно не знал его прежде. Необъятное самолюбие его ужасно вредит ему. Но у кого же не необъятное самолюбие?..."
"...Здравствуй, ангел мой Аня, вот тебе еще несколько строк - ежедневных известий...
...День вчера был холодный и даже дождливый; весь день я был слаб и расстроен нервами до того, что едва держался на ногах. Хорошо еще, что в вагоне успел кое-как заснуть часа два. Целый день вчера спать хотелось. А тут игра, от которой оторваться не мог; можешь представить, в каком я был возбуждении. Представь же себе: начал играть еще утро и к обеду проиграл 16 империалов. Оставалось только 12 да несколько талеров. Пошел после обеда, с тем чтоб быть благоразумнее донельзя и, слава богу, отыграл все 16 проигранных, да сверх того выиграл 100 гульденов. А мог бы выиграть 300, потому что уже были в руках, да рискнул и спустил. Вот мое наблюдение, Аня, окончательное: если быть благоразумным, то есть быть как из мрамора, холодным и нечеловечески осторожным, то непременно, безо всякого сомнения, можно выиграть сколько угодно. Но играть надо много времени, много дней, довольствуясь малым, если не везет, и не бросаясь насильно на шанс. Есть тут один жид: он играет уже несколько дней, с ужасным хладнокровием и расчетом, нечеловеческим (мне его показывали), и его уже начинает бояться банк; он загребает деньги и уносит каждый день по крайней мере по 1000 гульденов. Одним словом, постараюсь употребить нечеловеческое усилие, чтоб быть благоразумнее, но с другой стороны я никак не в силах оставаться здесь несколько дней.
Безо всякого преувеличения, Аня: мне до того это всё противно, то есть ужасно, что я бы сам собой убежал, а как еще вспомню о тебе, так и рвется к тебе всё существо. Ах, Аня, нужна ты мне, я это почувствовал! Как вспомню твою ясную улыбку, ту теплоту радостную, которая сама в сердце вливается при тебе, то неотразимо захочется к тебе. Ты меня видишь обыкновенно, Аня, угрюмым, пасмурным и капризным: это только снаружи; таков я всегда был, надломленный и испорченный судьбой, внутри же другое, поверь, поверь!
А между тем это наживание денег даром, как здесь (не совсем даром: платишь мукой), имеет что-то раздражительное и одуряющее, а как подумаешь, для чего нужны деньги, как подумаешь о долгах и о тех, которым кроме меня надо, то и чувствуешь, что отойти нельзя. Но воображаю же муку мою, если я проиграю и ничего не сделаю: столько пакости принять даром и уехать еще более нищим, нежели приехал. Аня, дай мне слово, что никогда никому не будешь показывать этих писем. Не хочу я, чтоб этакая мерзость положения моего пошла по языкам. "Поэт так поэт и есть"..."
"...Представь себе, какие подлые эти немцы: он купил у меня часы, с цепочкой (стоили мне 125 руб. по крайней цене) и дал мне за них всего 65 гульденов, то есть 43 талера, то есть почти в 2 1/2 раза меньше..."
"...Вчера было воскресенье, и все эти гомбургские немцы с женами явились после обеда в воксал. Обыкновенно по будням играют иностранцы, и давки нет. А тут давка, духота, толкотня, грубость. Ах, какие подлые эти немцы..."
"...Тут я воротился и пошел опять заложить часы (которые по дороге на почту успел выкупить)..."
"...Друг милый, у нас останется очень мало денег, но не ропщи, не унывай и не упрекай меня. Что до меня касается, то относительно денежных дел наших я почти совершенно спокоен: у нас останется 20 империалов, да пришлют еще двадцать. Затем, воротясь в Дрезден, тотчас же напишу Каткову и попрошу у него прислать мне в Дрезден еще 500 рублей. Конечно, он поморщится очень, но - даст. Давши уже столько (3000 руб.), не откажет в этом. Да почти и не может отказать: ибо как же я кончу работу без денег..."
Взмолился тут мальчик задушенный,
Собаками злыми укушенный,
Запуганный страшными масками...
И глупыми детскими сказками...
Помилуй меня, о Чудовище!
Скажу я тебе, где сокровище.
Зарыто наследство старушкино
Под камнем...
На площади Пушкина!
-
-
16.03.2019 в 15:04